Роль кофеен в формировании читательской аудитории
Алябьева Л. Литературная профессия в Англии в XVI-XIX веках. - М.: НЛО, 2004, с. 119-132
Известный английский литератор первой половины XVIII века Нед Уорд, рассказывая о первом визите в кофейню на страницах своего нашумевшего дневника под интригующим названием «Лондонский шпион», писал: «Там было полно народу, все суетились, бегая туда-сюда; это напомнило мне о стайке крыс, хозяйничающих в полуразрушенной сырной лавке. Люди приходили и уходили; кто-то писал, другие разговаривали; некоторые пили кофе, курили, спорили... На краю длинного стола... лежала Библия. Рядом с ней стояли глиняные кувшины, лежали курительные трубки, в очаге тлел слабый огонь, над которым висел высокий кофейник. Под небольшой книжной полкой, заполненной бутылками, чашками и листовками с рекламой средства, улучшающего цвет лица, висел текст парламентского указа, который запрещал пьянство и употребление бранных слов. На других полках можно было увидеть склянки с желтоватой жидкостью, пузырьки с пилюлями и тоником для волос, мешочки с нюхательным табаком и зубным порошком, сделанным на основе кофейной гущи, пакетики с карамелью и леденцами от кашля». Уорд признался, что «если бы [его] друг не сказал, что привел [его] в кофейню, [он] бы решил, что оказался в огромной лавке торговца дешевым товаром» *. Тем не менее спустя каких-нибудь пять минут Уорд, покоренный неповторимой атмосферой этого удивительного заведения, не удержался и решился отведать кофе. И он был не одинок. Во второй половине XVII века Лондон оказался охвачен настоящей кофеманией: кофе не только пили, ему посвящали восторженные стихи, в честь этого «молока шахматистов и мыслителей» слагались песни. В кофейне постоянно толпились посетители, которые приходили сюда ранним утром и сидели до поздней ночи. Приезжавшим тогда в английскую столицу иностранцам казалось, что для многих лондонцев кофейня стала вторым, если не первым, домом.
Первая в Лондоне кофейня была открыта в 1652 году выходцем из Турции Паской Рози. Сохранился экземпляр стихотворного посвящения Рози, где Паска назван первым, кто предложил лондонцам «этот нектар», который творит чудеса: стимулирует умственную деятельность, успокаивает душу и «иссушает фонтаны слез». С первых дней своего существования заведение Паски пользовалось невероятным успехом у горожан, и вскоре по всему Лондону все больше кофеен открыли свои двери для посетителей. Так что на рубеже XVII—XVIII веков в Лондоне насчитывалось уже более двух тысяч заведений, над входом в которые висел фонарь в форме кофейной чашки**.
---------------------------------------
* Цит по: http://home.att.net/~waeshael/coffee.htm
** В описываемую эпоху в Лондоне еще не была введена нумерация домов, поэтому ориентироваться приходилось исключительно по знакам, что висели на домах. Над входом в кофейню кроме собственно кофейной чашки мог висеть знак, изображавший голову турка, турецкого султана или султаншу, кофейник и др.
В то время кофейня для лондонца была не только и не столько местом, где можно было попробовать экзотический напиток, который многим напоминал «сироп из сажи или эссенцию из содержимого старых ботинок»*. Вскоре после своего появления кофейня превратилась в незаменимый социальный институт городской жизни английской столицы, куда приходили полистать свежий номер газеты, узнать последние новости, но главное — обменяться мнением по тому или иному поводу, пообщаться друг с другом, высказаться самому и послушать других. Как верно заметил современник, в кофейню шли не столько ради Кофе, сколько ради Беседы. В кофейнях люди не просто оттачивали умение искусно вести беседу, но, что гораздо более важно, учились слушать друг друга.
А послушать было что, а главное — кого. В кофейнях собирался самый разный люд: от известных политиков и литераторов до торговцев и биржевых маклеров, которые за чашкой кофе обсуждали последние новости из мира политики и бизнеса, спорили о достоинствах и недостатках только что изданной поэмы Александра Поупа. Чтобы стать участником удивительного действа, которое ежевечерне разыгрывалось в стенах кофейни, необходимо было выполнить одно-единственное условие — заплатить пенни за вход. Не случайно большинство лондонских кофеен избрали своим лозунгом фразу «Здесь можно увидеть всех людей», независимо от их происхождения и уровня годового дохода. За чашкой кофе все были равны.
Этот демократический принцип нашел свое отражение в так называемых «Правилах поведения в кофейне» («The Rules and Orders of the Coffee House»), выработанных совместными усилиями владельцев самых известных кофейных заведений английской столицы. В первом пункте свода было заявлено о равноправии всех посетителей кофейни.
В скобках заметим, что кофейная демократия распространялась исключительно на мужчин, поскольку женщины туда, как правило, не допускались. Бедным домохозяйкам оставалось безропотно ждать своих мужей, которые до самой глубокой ночи спорили о судьбах мира в кофейне за углом. Между тем женскому терпению пришел конец в один из дней 1674 года, и они выступили с гневной «Петицией против кофе» (так называемой «Women's Petition Against Coffee»)**. Составительницы прошения, не
----------------------------
* Это цитата из стихотворения «Чашка кофе, или Кофе в красках» («A Cup of Coffee: or Coffee in Colours», 1663) из новостного листка.
:* Полное название петиции выглядело следующим образом: «Петиция жен-шин против кофе, где вниманию публики представлены серьезные испытания, выпавшие на долю представительниц их пола, в связи с чрезмерным употреблением этого иссушающего и лишающего сил напитка» (англ. «The Women's Petition Against Coffee, representing to public consideration the grand inconveniences accruing to their sex from the excessive use of the drying and enfeebling Liquor»). Петиция цит. по изд.: The Women's petition against coffee. Representing to publick consideration the grand inconveniences accruing to their sex from the excessive use of that drying, enfeebling liquor. Presented to the right honourable the keepers of the liberty of Venus. By a Well-wilier. — L., 1674. Трудно сказать, кто на самом деле был «Доброжелателем», составившим эту легендарную петицию. Среди возможных претендентов на авторство, кроме собственно женщин, можно назвать, во-первых, нанятых властью памфлетистов, а во-вторых, владельцев питейных заведений, которые, с появлением кофе и кофеен, лишились части своей клиентуры.
жалея эпитетов, обрушились на кофе, этот «горький, тошнотворный и вонючий, точно вода из грязной лужи» напиток, из-за которого мужчины «без толку растрачивают время, пускают на ветер деньги и обжигают свои языки». Однако их основным аргументом стало неблагоприятное воздействие кофе на мужскую потенцию. Свидетельствуя против экзотического напитка, дамы признались, что с тех самых пор, как мужчины пристрастились к кофе, они стали «бесплодными, как пустыня, откуда, как говорят, и завезли это злосчастное [кофейное] зерно». Женщины жаловались, что мужья не обращают на них никакого внимания, целыми днями пропадая в кофейнях, появление которых непременно приведет к «исчезновению всего рода человеческого».
Их мужья не остались в долгу. Самым решительным образом они встали на защиту чудодейственного напитка: он-де улучшает аппетит, от головной боли и изжоги избавляет, да и от похмелья лучше средства, чем чашка горячего кофе, не найдешь*. Однако у женщин нашелся влиятельный заступник в лице самого короля, который с самого начала с недовольством и подозрением относился к новому социальному институту и только ждал подходящего момента для решительного наступления на кофейни. В результате в самом начале 1675 года король Карл II подписал «Прокламацию о запрещении кофеен» («Proclamation for the Suppression of Coffee Houses»). По высочайшему повелению двери всех лондонских кофеен, которые в прокламации были объявлены «пристанищем недовольных [существующим порядком] лиц и просто бездельников», оказались закрытыми для посетителей. В эпоху Реставрации кофейня оставалась, по сути, единственным местом, где люди имели возможность свободно обсуждать последние новости дня, высказывая при этом самые разные мнения, далеко не всегда совпадавшие с официальной точкой зрения. Не случайно в одном из рекламных объявлений того времени кофейня названа местом, где «собираются люди с самыми разными убеждениями», ибо «где же еще, если не в кофейне // Можно так свободно разговаривать».
-----------------------------------
* Мужчины выступили с крайне эмоциональным «Ответом на петицию женщин... в защиту незаслуженно оклеветанного напитка» {англ. «The Men's Answer to the Women's Petition against Coffee: vindicating their liquor from the undeserved aspersion lately cast upon them, in their scandalous pamphlet»). Петиция была опубликована в Лондоне в 1674 году.
После оглашения прокламации женщины ликовали, в то время как мужчины дали властям ясно понять, что они не намерены подчиняться королевскому указу. Возмущение мужской половины общественности было столь велико, что уже через шестнадцать дней Карлу II, во избежание беспорядков и актов гражданского неповиновения, пришлось отказаться от своего первоначального намерения.
Вернемся, однако, к кофейному своду законов. На территории кофейни было строго запрещено браниться: согласно правилам, всякий, кто позволял себе бранное слово, должен был заплатить штраф в 12 пенсов (кстати, приличные по тем временам деньги). Не менее решительно преследовались зачинщики ссор: всякий, кто выступал инициатором перепалки, был обязан «во искупление греха заказать всем присутствующим по чашке кофе» за свой счет. В кофейнях не разрешалось «пребывать в печали»: «сентиментальным влюбленным», угрюмо взирающим вокруг, делать там было просто нечего. Идеальным посетителем кофейни считался «бодрый и в меру разговорчивый» джентльмен, хорошо воспитанный и терпимый к мнению окружающих.
Кофейня не вступала в противоречие с пуританской идеологией трезвости, поскольку в отличие от столь популярных в народе пабов, где пиво и джин лились рекой, в новооткрытых заведениях спиртные напитки первое время вообще не подавались. До появления кофе на британских островах многие пили на завтрак пиво или вино. По мнению современника, кофе и кофейни оказали самое положительное влияние на бизнес, поскольку прежде «одурманенные алкоголем, многие становились совершенно непригодными для ведения дел». Многочисленные памфлеты и листовки в защиту кофе пестрели сравнениями «полезного напитка», приготовленного из «всеисцеляющих [кофейных] зерен», с вином, этим «сладким ядом», и «туманящим голову элем», причем явно не в пользу последних. Известная прокламация Карла II спровоцировала появление огромного количества текстов, посвященных достоинствам кофе и незаменимости заведений, где он подается. Среди очевидных преимуществ кофейни, по сравнению с пабом, в частности, называлась экономия средств («ожидание друга в таверне заметно поубавит содержимое вашего кошелька», в то время как «два-три часа, проведенные в кофейне, обойдутся вам не дороже одного пенса»), трезвость и, наконец, интересная и весьма разнообразная публика.
С того самого момента, как на территории королевства была сварена первая чашка кофе, о свойствах этого экзотического напитка начали слагать самые невероятные легенды. Среди английских докторов бытовало мнение, что кофе обладает определенными лекарственными свойствами — его прописывали от мигрени, усталости, слабости, боли в желудке, но главным образом — от похмельного синдрома. Более того, в 1665 году во время эпидемии чумы, которая в одном только Лондоне унесла жизни 80 000 человек*, стали появляться сочинения, в которых употребление кофе было рекомендовано в качестве основного средства профилактики заболевания. Имеются в виду прежде всего нашумевший трактат доктора Ричарда Брэдли «Использование кофе во время чумы» («Use of Coffee during the Plague») и так называемый «Совет против чумы» («Advice against the Plague») Гидеона Харви**.
Словом, для завсегдатаев кофейня была «святилищем здоровья, пристанищем умеренности, академией благовоспитанности и бесплатной школой остроумия и изобретательности» (ну не совсем бесплатной, поскольку плата за вход в эту школу составляла пенни).
Такую популярность и востребованность кофейни нельзя объяснить одной лишь притягательностью для лондонцев иноземного напитка. Возникновение этого института совпало с небывалым информационным бумом. При отсутствии развитых средств массовой информации (газет и журналов) и неорганизованности почтовой системы кофейни стали основным местом обмена и циркуляции новостей и слухов. По словам Томаса Джордана, «все, что делается в мире, // От монарха и до мыши // И днем и ночью [новость об этом] мчится // Прямо в кофейню»***. В самом деле, именно туда первым делом направлялись гонцы для сообщения
---------------------------
* По словам Хью Клаута, автора «Истории Лондона», Великая чума 1665 года унесла около 15 % населения столицы, что «равнялось общему населению пяти самых крупных после Лондона английских городов (Норидж, Бристоль, Ньюкасл, Йорк, Эксетер)». См.: Хью Клаут. История Лондона. — М, 2002. - С. 54.
* Доктор Ричард Брэдли был членом Королевского общества. Полное название его трактата звучит как «Достоинства и использование кофе в связи с чумой и другими инфекционными заболеваниями...» {англ. «The Virtue and Use of Coffee, with Regard to the Plague, and Other Infectious Distempers: Containing the most Remarkable Observations of the Greatest Men in Europe concerning it, from the first knowledge of it, down to this present time»). Гидеон Харви, старший член Королевского колледжа докторов (Royal College of Physicians), считается предполагаемым автором «Совета».
* Томас Джордан (Thomas Jordan, 16127—1685) был известным в свое время поэтом и по совместительству актером.
самых важных новостей, они же служили местом распространения для первых газет, тем более что в большинстве кофеен стоимость газет и памфлетов была включена во входную плату. Более того, крупные кофейни издавали свои собственные новостные листки (так называемые «newsletters»), в которых сообщалась самая свежая информация из мира политики и бизнеса. Сами стены кофеен скорее напоминали огромные газетные полосы, отведенные под рекламу, — увешанные вдоль и поперек всевозможными объявлениями о предстоящих продажах и аукционах, они представляли собой кладезь полезной информации для деловых людей, многие из которых предпочитали управлять делами, сидя за столиком в своей любимой кофейне.
В те времена вопрос «В какой кофейне вас обычно можно найти?» почти вытеснил столь привычный «Где вы живете?». Чтобы отрекомендоваться перед своим читателем, Джозеф Аддисон писал в первом номере «Зрителя»: «Иногда можно видеть, как я всовываю голову в круг политиков в кофейне "У Вилла" и с большим вниманием слушаю разговоры в том маленьком замкнутом кругу. Иногда я курю трубку "У Чайлда" и, хотя, кажется, что я не уделяю внимания ничему, кроме "Постмена", невольно слушаю беседу, которая ведется за всеми столами в комнате. В воскресенье вечером я появляюсь в кофейне "Сент-Джеймс", и иногда, как человек, который приходит туда, чтобы слушать и совершенствоваться, присоединяюсь к маленькому комитету политиков во внутренних покоях. Мое лицо в равной мере очень хорошо известно в кофейнях "Греческой", в "Кокосовом дереве"...»
Большинство кофеен, упомянутых в отчете Аддисона, ориентировались на определенные категории посетителей, обслуживая таким образом самые разные интересы горожан. Друг и коллега Аддисона по ежедневникам «Болтун» и «Гардиан» сэр Ричард Стил заметил, что «охотники за развлечениями собираются в шоколаднице Уайта; за новостями — в кофейне "Сент-Джеймс"; любители поэзии — в кофейне "У Вилла"; учености — в "Греческой"».
Действительно, кофейня «У Вилла» («Will's»), находившаяся в непосредственной близости от Ковент-Гарден, считалась тогда самым модным среди литераторов заведением. Пик ее славы пришелся на 60-е годы XVII столетия, когда постоянным посетителем кофейни был первый английский поэт-лауреат и любимец публики Джон Драйден. В мемуарах того времени Драйдена часто изображают сидящим «У Вилла» за большим круглым столом в окружении толпы взволнованных почитателей его таланта и рассуждающим о судьбах английской словесности. Современник язвительно заметил, что второсортные писатели ежедневно наведывались в кофейню и очень гордились, если им выпадала честь ухватить щепотку из табакерки Драйдена. В те славные деньки именно там, «У Вилла» создавались и разрушались литературные репутации и диктовалась литературная мода.
После смерти Драйдена слава литературной Мекки покинула кофейню «У Вилла» и, перейдя через дорогу, поселилась под сводами открытой в 1712 году кофейни «У Баттона» («Button's»), где царил Джозеф Аддисон со своими друзьями и коллегами по журналистскому цеху. «У Баттона» Аддисон установил свой знаменитый почтовый ящик в форме львиной головы, предназначенный для обмена корреспонденцией между автором «Зрителя» и его многочисленной публикой. Кстати, свежий номер его знаменитого ежедневника всегда можно было найти там же, при входе в кофейню. Примечательно, что на страницах «Зрителя» почти не встречается рассуждений о политике — Аддисон считал, что «гораздо лучше получать знания о самих себе, чем слышать о том, что происходит в Московии и Польше; и развлечь себя такими произведениями, которые стремятся уничтожить невежество, страсти и предрассудки, чем такими, которые естественно ведут к разжиганию ненависти и делают вражду непримиримой». Вместо этого автор одинаково легко и непринужденно размышляет о времени и вечности, религии и морали, смерти и бессмертии, дружбе и ревности или просто болтает о чем-то на первый взгляд малозначительном, вроде недавно вошедшей в моду муфты или дамских причесок. Для своих эссе Аддисон избирал темы, которые до него традиционно проходили по ведомству философов и теологов, чьи труды, написанные на малопонятном для неподготовленного читателя языке, предназначались для узкого круга специалистов. Создатель «Зрителя» не скрывал своих честолюбивых планов от читателей — он прямо говорил, что хочет научить их думать и говорить на самые разные темы. С этой целью он стремился «вывести философию из тиши кабинетов и библиотек, школ и колледжей и заставить поселиться в клубах и собраниях, за чайными столами и в кофейнях». Совершенно очевидно, что грандиозный проект Аддисона увенчался успехом. По крайней мере, можно с уверенностью сказать, что, благодаря его усилиям, философия стала частой гостьей кофейни «У Баттона», где она часами просиживала за длинным столом у камина, принимая самое непосредственное участие в оживленных беседах посетителей, среди которых нередко можно было встретить Свифта и Поупа. Последний, кстати, был большим поклонником кофе, который, по словам Поупа, «превращает политиков в настоящих мудрецов», способных видеть вещи в их истинном свете, избавляет его от жестоких головных болей.
Самой известной кофейней литературного мира XVIII века по праву считается знаменитая «Глава» («Chapter Coffee-house»), находившаяся в самом сердце лондонской книжной торговли того времени — на улице Патерностер Роу. В «Главе» собирались литераторы и главным образом жившие неподалеку издатели. Вместо привычных длинных столов, характерных для внутреннего убранства первых кофеен, просторный зал любимого заведения столичных издателей был разделен перегородками как бы на отдельные комнатки. Особой известностью пользовалось место за перегородкой в северо-восточном углу заведения, где собирался так называемый «Клуб мокрой бумаги» («The Wet Paper Club»), среди членов которого были «король издателей» Джордж Робинсон, Ричард Филлипс, рекрутировавший в кофейне новых сотрудников для своего «Ежемесячного журнала», несколько литераторов и интересующихся словесностью докторов. Благодаря покровительству со стороны издателей, в кофейне на Патерностер Роу была собрана богатейшая по тем временам библиотека, которой можно было пользоваться в течение года, заплатив всего один шиллинг. Книги по-прежнему оставались дорогим удовольствием, поэтому далеко не каждый располагал достаточными средствами для приобретения очередной новинки книжного рынка. Возможность знакомиться с самыми последними публикациями за сравнительно невысокую годовую плату служила непреодолимым соблазном для любителей печатного слова и одновременно дополнительным стимулом для посещения «Главы».
Возможно, именно в «Главу» наведывался решивший заработать литературной поденщиной герой романа Тобиаса Смоллета Перигрин Пикль, который, углубившись в заказанный ему перевод, выходил только по вечерам, «появлялся в кофейне, чтобы почитать газеты и поболтать до девяти часов». В одной из лондонских кофеен, не исключено, что в «Главе», находим мы и старшего сына векфильдского священника Джорджа, который с грустью размышляет о своей судьбе, потерпев очередную неудачу на литературном поприще*. Сам автор «Векфильдского священника» Оливер Голдсмит был частым гостем «Главы». Здесь же провел свои последние полные горя и отчаяния дни перед самоубийством юный поэт Томас Чаттертон.
-------------------------------
* Среди посетителей многочисленных столичных кофеен встречалось немало шарлатанов. Вернувшись из столицы домой и повествуя о своих злоключениях, Джордж рассказал об одной весьма любопытной встрече, которая произошла как разтаки в кофейне. Один из посетителей кофейни подсел к нему и предложил подписаться на новое издание Проперция. Узнав, что кошелек Джорджа пуст, человек вскричал: «Так, значит, вы ничего не смыслите в столичной жизни! Дайте-ка я вас научу. Взгляните на эти проспекты! Возвратится ли вельможа с чужбины на родину, креол ли прибудет с острова Ямайки, задумает ли знатная вдова, покинув свое родовое гнездо, наведаться к нам в столицу, — у всех у них я пытаюсь взять подписку. Лестью осаждаю я их сердца, а затем в образовавшуюся брешь пропихиваю свои проспекты. У тех, кто с самого начала подписывается с охотою, я через некоторое время прошу еще денег — за посвящение; ...и, наконец, еще раз сдираю с них за то, чтобы их герб красовался на заглавном листе». Закончив свою пламенную речь, незнакомец предложил взять Джорджа в долю: «Только что возвратился из Италии некий вельможа с громким именем; ...если бы вы взялись доставить туда эти стихи, — клянусь жизнью, дело наше выиграно, и трофеи пополам!» Однако Джордж не пошел на поводу у своего отчаяния и решительно отказался от столь заманчивого предложения этого шарлатана от литературы. Цит. по: Голдсмит 1959. С. 131 — 132.
В кофейне «Греческая» («Graecian») собирался так называемый «Ученый клуб», членами которого были сэр Исаак Ньютон, профессор астрономии Э. Галлей, известный коллекционер сэр Ханс Слоан, чье наследие легло в основу собраний Британского музея. В одном из номеров ежедневника «Болтун» сообщалось, что накануне вечером в «Греческой» ученые мужи из числа постоянных посетителей кофейни решили развлечься, пытаясь расположить события «Илиады» в хронологическом порядке.
Среди лондонских докторов особой популярностью пользовались кофейни «У Гаррауэя» («Garraway's») и «У Чайлда» («Child's»). Стены этих заведений были увешаны объявлениями о всевозможных чудо-средствах и волшебных пилюлях, способных избавить от любого недуга. Более того, у каждого посетителя имелась возможность получить консультацию прямо на месте, поскольку в обеих кофейнях для этих целей отводились специальные комнаты, где врачи могли осмотреть своих пациентов.
Зачастую состав посетителей кофейни определялся ее географическим положением. Так, например, политики собирались в кофейнях, находившихся в непосредственной близости от места их работы — Вестминстера. Самой первой кофейней с отчетливо политической ориентацией стало заведение «У Майлза» («Miles' Coffee House»). Именно здесь собирался своеобразный любительский парламент, так называемый «Кофейный клуб Рота» («Coffee Club of the Rota»), переживший пору своего расцвета в 1659 году. Члены этого клуба вели свободные дебаты по самым злободневным вопросам внутренней и внешней политики государства. Каждый вечер кофейня «У Майлза» была заполнена до отказа — все стремились пробраться поближе к овальному столу,
за которым заседали кофейные парламентарии, чтобы поучаствовать в дискуссии или просто насладиться безупречной риторикой и искрометным юмором очередного оратора. Частыми гостями Майлза были Джон Мильтон и известный историк, автор блестящих мемуаров Сэмюэль Пипе.
Несколько десятилетий спустя, в эпоху жестокой межпартийной конкуренции, виги предпочитали проводить время в кофейне «Сент-Джеймс», в то время как их соперники тори встречались в «Кокосовом дереве» («Cocoa-Tree coffee house»). В свою бытность в Лондоне Свифт ежедневно заходил в кофейню «Сент-Джеймс», где автор «Гулливера» общался со своими соратниками по партии вигов и забирал предназначенную для него корреспонденцию. В те времена, чтобы получить самую свежую и достоверную информацию о событиях в стране и за рубежом, лондонцы спешили в «Сент-Джеймс» или в «Кокосовое дерево». Известно, что большую часть политических новостей для очередного выпуска «Болтуна» Ричард Стил добывал, сидя за столиком в одной из этих кофеен.
Однако большинство существовавших в Лондоне кофеен ориентировалось на деловые круги столицы. Слава самого кофейного места английской столицы во второй половине XVII века по праву принадлежала району у здания Королевской биржи. Неповторимая атмосфера кофейни настолько пришлась по душе лондонским коммерсантам, что многие из них решили вести свои дела, сидя за столиком «У Джонатана» («Jonathan's»), например.
Наверное, самой известной лондонской кофейней была открытая в 1687 году неподалеку от Темзы кофейня «У Ллойда» («Lloyd's»). Заведение Эдварда Ллойда стало местом рождения до сих пор существующей страховой компании «Lloyd's of London». Как нетрудно догадаться, подавляющее большинство клиентов «У Ллойда» составляли страховые агенты. Популярность кофейни росла с каждым днем, от посетителей просто не было отбоя. В связи с этим в 1691 году Ллойд решил перенести свое успешное заведение в более просторное помещение в престижном районе на Ломбард-стрит. По свидетельству современника, в обновленной кофейне, где «столы были натерты до блеска», подавали не только кофе, но и чай с шербетом.
Сюда заходил и молодой Карамзин, который провел в Лондоне лето 1790 года. Делясь своими впечатлениями о визите на Биржу в «Письмах русского путешественника», он писал: «Тут славный Ллойдов кофейный дом, где собираются лондонские страховщики и куда стекаются новости из всех земель и частей света, тут лежит большая книга, в которую они вписываются для
любопытных и которая служит магазином для здешних журналистов. — Подле биржи множество кофейных домов, где купцы завтракают и пишут. Господин С* ввел меня в один из них — представьте же себе мое удивление: все люди заговорили со мною по-русски! Мне казалось, что я движением какого-нибудь волшебного прутика перенесен в мое отечество. Открылось, что в этом доме собираются купцы, торгующие с Россиею; все они живали в Петербурге, знают язык наш и по-своему приласкали меня»*.
Завсегдатаями кофейни «У Ллойда» были страховые агенты, специализировавшиеся преимущественно на речной и морской торговле. Идя навстречу своим клиентам, предприимчивый хозяин начал издавать так называемый «Список Ллойда», в котором содержались самые необходимые сведения, в частности, о прибытии и отправке судов, сохранности грузов, погодных условиях, безопасности морских путей и др. В этом списке помещалась только доброкачественная информация, добыча которой осуществлялась непосредственно на местах, в крупнейших портах Англии и континента, через развитую сеть собственных корреспондентов Ллойда. Очевидно, что после появления «Списка Ллойда» рейтинг и без того популярного заведения вырос в несколько раз: в кофейне на Ломбард-стрит не было недостатка в посетителях, чьи голоса не смолкали до самого утра.
--------------------------------
* В своих письмах Карамзин не раз упоминает кофейные дома, как он называет кофейни, делая дословный перевод с англ. «coffee house». Он пишет: «Обедаю иногда в кофейных домах, где за кусок говядины, пудинга и сыру берут также рубли два. Зато велика учтивость: слуга отворяет вам дверь, и миловидная хозяйка спрашивает ласково, что прикажете?» {Карамзин. С. 442). Одно из первых упоминаний кофе в России связано с именем английского врача Сэмюэля Коллинза (1619—1670), в течение девяти лет служившего лейб-медиком при дворе царя Алексея Михайловича. Когда в 1665 году царь занемог, Коллинз рекомендовал своему пациенту принимать кофе, поскольку «вареное кофе, персиянами и турками знаемое, и обычное после обеда... изрядное есть лекарство против надмений, насморков и главоболений». По всей видимости, английский лекарь привез в Москву небольшой запас кофейных зерен не столько ради собственного удовольствия, сколько в качестве лекарственного средства, что и подтверждает история с царем. По следам своего пребывания в Московском царстве Коллинз написал сочинение о «Современном состоянии России», которое было опубликовано в Лондоне в 1671 году. Между тем кофейный сюжет так и не получил своего развития в царствование Алексея Михайловича. Решительный шаг в деле распространения кофе в государстве Российском предпринял Петр 1, который пристрастился к этому напитку в своих заморских путешествиях. Вернувшись домой, царь-реформатор ввел обязательное питье кофе на ассамблеях, а также распорядился угощать кофе при входе в кунсткамеру. Первый в России кофейный дом был открыт в 1740 году по повелению большой любительницы кофе царицы Анны Иоанновны. В отличие от России, где кофе насаждался с подачи и под непосредственным контролем царской власти, английский опыт освоения чужестранного напитка представляет собой одну из самых демократичных страниц в истории страны.
Обычно в кофейнях, ориентировавшихся на профессиональные интересы своих посетителей, азартные игры находились под строжайшим запретом. Совсем иное дело кофейни, где, по словам Стала, собирались «охотники за развлечениями» — страстные игроки и безрассудные кутилы. Непременным атрибутом такого рода заведений были отведенные для карточных игр комнаты, в которых за один вечер спускались целые состояния. Пальма первенства среди развлекательных кофеен бесспорно принадлежала знаменитой «Шоколаднице у Уайта» («White's Chocolate House»), открытой в 1693 году итальянцем со странным именем Фрэнсис Уайт. За «Шоколадницей» прочно закрепилась репутация самого популярного среди лондонских модников игорного места, а ее постоянных посетителей стали называть не иначе как «игроками Уайта».
Пожар 1773 года полностью разрушил здание, где размещалось заведение Уайта. Заново отстроенная «Шоколадница у Уайта» открылась уже в качестве «Клуба Уайте» («White's Club»), став, таким образом, первой лондонской кофейней, преобразованной в клуб. Эта перемена статуса не кажется случайной, тем более что вскоре за «Шоколадницей у Уайта» по тому же пути пошли кофейни «Сент-Джеймс» и «Кокосовое дерево», которые превратились в закрытые клубы для политиков, хотя в свою бытность кофейнями они оставались доступны для любого, кто мог себе позволить пенни за вход.
Отказ от принципиальной открытости кофейни во многом обусловлен изменениями социально-экономического характера. Будучи демократическим по своему духу институтом, кофейня с ее прозрачными границами и акцентом на принципиальном равноправии всех посетителей не соответствовала запросам новой эпохи. После неудачной попытки распределения благ согласно заслугам, а не происхождению страна пережила очередную социальную рестратификацию, призванную определить, упорядочить и закрепить отношения между различными слоями общества. В сложившихся условиях кофейня утратила свое исключительное положение, а ее место в общественной жизни столицы в конце концов было узурпировано более актуальными на тот момент институциями, вроде закрытых фешенебельных клубов*.
--------------------------
* Тем не менее не стоит забывать о причинах более частного порядка, ускоривших закат английской кофейной культуры. Делая выбор в пользу закрытой клубной системы, хозяева кофеен стремились таким образом сохранить своих респектабельных клиентов. Надо сказать, что их опасения не были безосновательными. В кофейни наведывался самый разный народ, в том числе немало воров и шарлатанов самых разных мастей, которые стремились туда в поисках информации совершенно определенного свойства: у кого и сколько можно украсть. Таким образом, чтобы защитить своих состоятельных посетителей от посягательств лондонского криминального элемента, владельцы самых престижных кофеен столицы решились сменить вывеску и ограничить свою клиентуру немногочисленными членами клуба.
Однако, наверное, самый мощный удар по кофейням нанесла Ост-Индская компания, которая в борьбе за рынок предприняла самый успешный за всю историю своего существования (1600— 1958) тактический маневр, начав ввозить на острова другой экзотический напиток — чай. Чай, покоривший англичан несколько сотен лет назад, до сих пор остается их любимым напитком. Победное шествие чая по королевству началось с того, что многие из оставшихся кофеен {coffee house) были переименованы в чайные {tea house).
Между тем каких-то триста лет назад кофейня являлась самым важным элементом в жизни английской столицы. Ежедневно лондонцы отправлялись каждый в свою любимую кофейню, чтобы «почитать и послушать, как весело живется на земле!». Они спешили туда, повинуясь кличу, брошенному поэтом-современником в далеком 1667 году: «Айда со мной в кофейню, все следуйте за мной!».
